Роман Гуков руководитель корпоративного управления «Объединенная металлургическая компания» о своих приключениях в Тольятти, криминальных войнах, киллерах-дилетантах и о том, почему у него наступила новая жизнь.
Я веселый увлекающийся человек. 30 лет из своих 45 не вылезаю из спортзала. Не так давно закончил историю с внедорожными гонками и поставил свой прокачанный джип Wrangler на хранение. Теперь вот заказал в Чернигове шестиструнную балалайку, хочу научиться на ней играть.
В 1991 году я закончил железнодорожный техникум и ушел в армию. На распределении меня записали в мурманский стройбат. Но умереть с лопатой в руках не получилось – сначала я оказался в питерской артиллерийской учебке, а затем полетел на Кубу. В самолете выяснилось, что коробку с солдатскими документами перепутали и надо срочно приземляться в Германии. Пару недель искали документы, а когда нашли, стали заново распределять по взводам и отделениям. Я сказал, что был чемпионом Псковской области по каратэ, и меня взяли в разведывательную десантную роту. Правда, там быстро выяснилось, что своим сослуживцам я и в подметки не гожусь. Они были врожденными десантниками – сплошь кандидаты и мастера спорта, за спиной у которых сотни прыжков с парашютом и успешно выполненных боевых заданий. Поэтому пришлось подтягивать физподготовку, но служба прошла вполне благополучно.
Пока я служил, вместо СССР образовалась Россия, и ей нужны были хорошие юристы. Так я решил связать свою жизнь и карьеру с правом.
Охота на изюбря
В конце 1990-х я стал видным специалистом по отражению рейдерских атак. После адвокатуры работал в юридическом центре Фонда поддержки антитеррористических подразделений органов обеспечения безопасности «Антитеррор», созданного в 1996 году ФСБ и ФСО. У этой конторы было много очень интересных заказов: самые разные корпоративные конфликты, банкротства крупных банков и подмосковных колхозов. Чего стоило одно только банкротство Орско-Халиловского металлургического комбината «НОСТА» (сейчас он называется «Уральская сталь») в 2001 году. Все было как в криминальном сериале «Охота на изюбря» с Александром Балуевым в главной роли. Так вот, я был внутри всего этого замеса.
Только представьте: из Москвы летит «Боинг», до отказа заполненный людьми из двух противоборствующих блоков. Первый хочет захватить завод, второй – отбить атаку и защитить предприятие. В составе каждого: топ-менеджмент, финансисты, юристы и охрана. А в Оренбурге самолет встречает полсотни бронированных джипов, внутри которых бойцы местных ЧОПов…
Я «играл в нападении». Заказчики отправили на место конфликта 70 самых разных юридических консультантов. Почти все вышли из проекта сразу после того, как закончили свою часть работы, и вернулись в Москву. Я же остался и возглавил юридическое управление комбината.
По окончании оренбургского проекта я очутился в Тендерном комитете Правительства Москвы. Новое ведомство занялось инвестиционным строительством. Сам Дональд Трамп собирался строить в нашей столице свои небоскребы. Контракты же продавались на аукционах, которые вел Леонид Якубович. Главным юристом этой структуры была Ирина Якубовская, одна из жен знаменитого «генерала Димы» – Дмитрия Якубовского.
Как там работалось? Ведомство новое, все руководящие позиции были поделены, и я чувствовал себя не в своей тарелке. Поэтому, наверно, я и влез в ту тольяттинскую историю…
Прогулки по кладбищу
На дворе стоял 2004 год, когда руководство холдинга СИБУР предложило мне позицию топ-менеджера на своей самарской площадке, которая объединяла три актива: «Тольяттикаучук», «Химпром» и «Новокуйбышевскую нефтехимическую компанию».
Собеседование со мной проводила знаменитая Валерия Борисовна Адамова, которая училась на юридическом факультете ЛГУ вместе с премьер-министром Дмитрием Медведевым. Она и стала моим московским боссом. Мне нужно было навести порядок в юридических отделах всех заводов, оценить нарушения, на которые закрывал глаза менеджмент, не допускать заключения экономически не обоснованных сделок и рейдерских атак, в общем, обеспечить законность и порядок.
На самарской площадке было неспокойно. Прибыли не было. Активы распродавались по сомнительным ценам. Расходные нормы при изготовлении продукции явно завышались. Были выявлены крупные хищения.
Для решения этих проблем СИБУР менял ключевой менеджмент. При этом наравне с командированным из СИБУРа десантом продолжали работать люди, оставшиеся еще со времен Якова Голдовского. Ситуация осложнялась тем, что москвичи были, по сути, одиночками, мы не были единой командой и получили разные задания от разных подразделений. Находясь в одной лодке, мы гребли каждый в свою сторону, отстаивая интересы разных московских руководителей.
Выслушав страшилки про Тольятти и нравы местных жителей, будучи физически крепким мужчиной с десантным прошлым, к тому же оставаясь в свои 32 года холостым и бездетным, я с легкостью принял решение перебраться на новое место.
Прилетев в Тольятти, я снял квартиру возле работы с видом на живописный лесной массив. В последствии выяснилось, что часть этого леса занимает знаменитое Баныкинское кладбище. Но на главной аллее центрального городского кладбища покоятся вовсе не выдающиеся жители и заслуженные деятели Тольятти, а криминальные авторитеты и бойцы ОПГ. Разборки были кровавыми, и, увековечивая память погибших, братва не скупилась на весьма изощренные скульптурные изваяния. Как это ни ужасно звучит, в девяностых и начале нулевых убийства тут были обычным делом.
Тольяттинская криминальная специфика распространялась и на самарскую площадку СИБУРа. За год до моего переезда было зафиксировано шесть нападений на начальников цехов «Тольяттикаучука». Поражала беспрецедентная жестокость – пострадавших избивали железными прутами.
В общем, Тольятти был местом, где проблемы решались кардинально. Угрозы и запугивания были не в чести, никаких сделок и переговоров. Могли предупредить, что человеку не рады, но если он в ту же минуту не покидал город, его просто убивали. Пристрелить могли за один только взгляд. И никого за все эти бесчинства не наказывали.
Две пули из шести
Меня попытались убить на всякий случай, что ли. К тому времени я уже проработал на этой площадке чуть больше года и никакого повода меня ликвидировать не было.
Им пришлось поторопиться, времени на слежку и организацию покушения было в обрез. Мой несостоявшийся убийца оказался каким-то неумелым, пистолет держал двумя руками. Он не стал подходить вплотную, стрелял с четырех метров. В хорошо продуманном нападении я бы наверняка не выжил. Все произошло очень быстро.
Вечером в пятницу 18 марта 2005 года, подъехав к дому, я попрощался с водителем, взял портфель и вышел из машины. Увидел свою невесту, поджидавшую меня на скамеечке возле подъезда, и заговорил с ней. И тут раздались хлопки – меня захлестнула боль. Развернувшись, я заметил стрелявшего и попытался защитить голову портфелем. Я успел подумать только, что он стреляет из травматического оружия. Что пистолет боевой, я понял не сразу. Киллер выпустил шесть пуль, две из которых достигли цели. Он целился в голову. По счастливой случайности ранения пришлись в руку и плечо.
Убийца скрылся. А моя невеста и водитель, который еще не успел отъехать и видел нападение, втащили меня в подъезд, затем в квартиру, забаррикадировали дверь и вызвали скорую и милицию.
Одну из пуль удалось извлечь в местной больнице, а вторая засела так глубоко, что ночью меня погрузили в самолет (с охраной «Тольяттикаучука» и милицией) и доставили в военный госпиталь имени Бурденко, где в течение месяца сделали еще две операции. Теперь у меня 40 сантиметров шрамов на память. Полгода я был на больничном, а потом искал новую работу. В Тольятти возвращаться желания не было.
За год до моего переезда было зафиксировано шесть нападений на начальников цехов «Тольяттикаучука». Поражала беспрецедентная жестокость – пострадавших избивали железными прутами.
«Золотые парашюты»
Исполнителя и заказчиков не поймали, а о причинах нападения можно рассуждать долго. Есть такая версия. Еще не все ключевые менеджеры были заменены новым собственником на лояльных, слабых звеньев оставалось предостаточно, и от балласта СИБУР избавлялся потихоньку. Менеджеры, которые уже не жили интересами завода, на всякий пожарный случай «зашили» себе очень нескромные «золотые парашюты» (тогда практика по ним только начинала формироваться). Вскоре было решено с этими менеджерами расстаться, но генеральный директор то ли не мог, то ли не хотел выплачивать уволенным причитающееся им «золото». Они пошли в суд с исками о незаконном увольнении, говорили, что их заставили подписать заявления. Я лично вел это дело в суде, отстаивал позицию СИБУРа много заседаний подряд, и каждый раз суд вставал на нашу сторону.
После очередного заседания один из уволенных сказал: мол, зря я рою им яму, ведь могу и сам в нее угодить. Я посчитал, что это угроза. В итоге суд они проиграли. Тяжба, начавшаяся при мне, закончилась уже после моего вынужденного отъезда. Но зачем им было меня убивать? Ведь очевидно было, что приедет новый юрист и продолжит с ними судиться. Решение об увольнении принимал не я, и в суд я пошел не по собственной инициативе. То есть тот наезд в мой адрес был скорее эмоциональным, чем реальным.
Существует и версия номер два. Директор «Химпрома» сам был не прост – уже пожилой, но бывалый человек с вполне конкретными экономическими интересами. Его близкие знакомые, местные предприниматели, давно и плотно работали и с «ННК», и с «Тольяттикаучуком», и с «Химпромом». Де-юре директор занимался только делами последнего, но по факту мог влиять на ситуацию на всей самарской площадке.
За пару месяцев до покушения я отправил в Москву заключение о юридическом аудите, в том числе прежних сделках, по которым имущество явно уплыло за бесценок. В них участвовали свои покупатели, а перепродажа тех же объектов в третьи руки была проведена уже по рыночным ценам. Доказать и оспорить эти сделки было практически невозможно.
Никто со мной это заключение обсуждать не стал. Но за три дня до покушения мне намекнули, что скоро я стану следующим директором «Химпрома». Если предположить, что действующий директор узнал о близкой отставке и моем н значении, то мог сообщить об этом своим партнерам по бизнесу. Он вполне мог добавить, что мой приход может изменить не только их будущее, но и их прошлое. Мириться с таким положением дел, очевидно, никто не захотел.
Версии неидеальны. Но если предположить, что все так и было, становится понятно, почему ко мне подослали дилетанта, а не профессионального киллера.
С калашниковым наперевес
Надо сказать, есть еще и третья версия случившегося. Тольятти был самой криминальной точкой на карте России. Ходили слухи, что законный владелец самарской площадки контролировал свои заводы днем, а ночью они работали на криминальные группировки. Под контролем мафии были и люди, и склады, и производство, и логистика. Об этом многие знали или догадывались. И расправа с наместниками была способом устрашения Москвы: мол, не надо никого сюда посылать, мы и без вас прекрасно справляемся, обеспечивая выручкой и вас, и себя.
Правды, наверное, никто никогда не узнает. Сразу после покушения говорили, что все это никак не связано с бизнесом, что я у серьезного человека увел невесту или что это расправа за мои московские дела. Но последующая череда убийств и покушений убедила всех в обратном.
25 января 2006 года из автомата АКС-74 обстрелян автомобиль генерального директора «ННК» Аркадия Моргулиса. Топ-менеджер вернулся в Москву.
Через два месяца, 23 марта 2006 года, страшной смертью погиб заместитель генерального директора по безопасности «Тольяттикаучука» полковник ФСБ в отставке Игорь Коршунов, который был переведен из департамента экономической безопасности СИБУРа в Тольятти для выдворения с завода криминальных группировок, занимавшихся хищениями. Он с супругой поселился в профилактории «Волжские зори». Вернувшись вечером с работы Коршунов с женой и сотрудницей профилактория отправились в столовую ужинать. Оперативники предположили, что уже тогда киллер следил за ним через панорамные окна в вестибюле. Как только Игорь вышел в коридор, убийца буквально влетел в окно и выпустил в свою жертву длинную очередь. Бросив на месте преступления модернизированный автомат Калашникова с пустым магазином, киллер ушел тем же путем, которым «вошел», – через разбитое окно. Судмедэксперты насчитали на теле погибшего порядка 30 пулевых отверстий. И это еще один «глухарь», убийц и заказчиков так и не нашли.
Уже после покушения на меня пятерых менеджеров «Тольяттикаучука» убили, а семерых зверски избили. Все преступления так и остались нераскрытыми. Смею предположить, что у всех этих преступлений был один заказчик.
Другая жизнь
В Тольятти в реанимации я встретился с Богом, и он поинтересовался, есть ли у меня дети. «Нет», – ответил я. «Может быть ты женат?» – «Нет». – «Вот и задумайся, зачем ты живешь».
Сразу после выздоровления я женился на своей «боевой подруге». У нас появились две девчонки – Алиса и Анфиса. И началась совсем другая жизнь.
Беседовала: Ксения Богданова
~~~~~~~~
Приглашаем лидеров юридической, корпоративной, комплаенс и GR функций на
Legal Executive Assembly
20+ спикеров, 10+ интерактивных сессий, 100+ гостей и ни слова об изменении законодательства! Такого еще не было!
Два блока тем:
? «вовне»: взаимодействие с бизнесом и гос органами, управление изменениями в компании, проектами, командами, оценка сотрудников и повышение вовлеченности
? «внутрь»: построение карьеры, расширение и смена сферы деятельности, профессиональное выгорание, поиск смыслов и восстановление ресурса, мотивации
Не пропустите! 19 апреля, Москва
Количество мест ограничено!
Подробнее здесь
